Кораблева Светлана Юрьевна
 
25 апреля 2013 г. назначена защита диссертации на соискание степени кандидата юридических наук по теме: «Вина как уголовно-правовая категория и ее влияние на квалификацию преступлений» (специальность 12.00.08 – уголовное право и криминология; уголовно-исполнительное право). Защита будет происходить на заседании диссертационного совета Д 212.135.04
 
Сноска на автореферат:
 
Кораблева С.Ю. Вина как уголовно-правовая категория и ее влияние на квалификацию преступлений: автореф. дис... канд. юрид. наук. Москва, 2013. С. 31.
 
Ознакомиться с другими авторефератами Вы можете в разделе Авторефераты диссертаций по юридическим наукам сайта «Правовые технологии»
 
Текст автореферата диссертации:
 

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ
Актуальность темы исследования. В науке уголовного права тема вины занимает важное место, поскольку при привлечении к уголовной ответственности обязательным является учет не только объективных признаков деяния, но и психического отношения лица к содеянному. Однако анализ практики применения уголовного законодательства о вине свидетельствует, что этот самостоятельный обязательный признак состава любого преступления не всегда именно так оценивается следственными и судебными органами.
Сложности, связанные с применением норм о вине, вызваны не недостаточностью исследований в этой области или пренебрежением к ней со стороны современной уголовно-правовой науки, а обусловлены иными причинами. В частности доминирующей на протяжении последних десятилетий и получившей выражение в действующем Уголовном кодексе российской теории вины присуще восприятие субъективных признаков как абстрактной конструкции. Вина довольно часто рассматривается как независимый от объективных элементов институт уголовного права, базирующийся на индивидуальном переживании лица, совершающего преступление. Соответственно многие споры о вине оставляют вне зоны внимания вопросы применения положений теории к конкретным деяниям и следственным ситуациям, а предлагаемые авторами теоретические конструкции не могут быть точно отражены в судебной и следственной деятельности.
Установление признаков вины и квалификация на этой основе преступлений – те институты, которые связывают теорию уголовного права и судебно-следственную практику. Однако множество рекомендаций относительно необходимости и способов установления вины, а также правил квалификации сложно внедряются в процесс реального правоприменения. Теоретические исследования практической реализации положений о вине и анализ их природы позволяют утверждать, что в настоящий момент требуют разрешения следующие вопросы:

1. содержание взаимосвязи обязательного признака преступного деяния – вины и факультативных признаков – мотива, цели с точки зрения того, что все они являются обязательными элементами обвинительного заключения (акта), а вина и мотивы входят в предмет доказывания в уголовном процессе;
2. целесообразно ли использование в правоприменительной практике следующих правил квалификации: «Если виновный действовал с прямым умыслом, то он подлежит ответственности в соответствии с содержанием и направленностью умысла, а если с косвенным, то в соответствии с фактически наступившими вредными последствиями», а также «При неопределенном умысле содеянное квалифицируется по фактически наступившему результату. При покушении на преступление с альтернативным умыслом содеянное квалифицируется как покушение на преступление, наименьшее по степени тяжести»;
3. возможна ли стадия приготовления в преступлении с аффектированным умыслом и, соответственно, допустимо ли его установление без проведения комплексной судебной психолого-психологической экспертизы;
4. свидетельствует ли указание в диспозиции статьи Особенной части Уголовного кодекса РФ на специальную цель о возможности совершения такого преступления только с прямым умыслом;
5. соответствует ли законодательное определение легкомыслия сущности неосторожной вины;
6. как влияет нормативный признак неосторожности (при бланкетной форме диспозиции) на квалификацию неосторожных преступлений;
7. какие факторы препятствуют становлению института неосторожного сопричинения и внедрения его в правоприменительную практику.

Неотъемлемой составной частью преодоления сложившегося положения являются как совершенствование практики применения уголовного законодательства о вине, так и переосмысление некоторых положений теории вины с точки зрения возможности и способов реализации ее положений в судебной и следственной деятельности.
Степень научной разработанности проблемы. Первые исследования вопросов вины связаны с именами представителей отечественной школы уголовного права конца XIX – начала XX вв. А. Д. Киселева, Э. Я. Немировского, П. П. Пусторослева, Д. Смирнова, В. Б. Станкевича, Г. С. Фельдштейна. В 50 – 80 гг. ХХ в. теоретические положения, касающиеся понятия, сущности и значения вины развивались в трудах таких ученых как Б. С. Волков, Е. В. Ворошилин, П. С. Дагель, Ю. А. Демидов, Г. А. Злобин, Г. А. Кригер, Д. П. Котов, Р. И. Михеев, Б. С. Никифоров, А. И. Рарог, Т. Л. Сергеева, К. Ф. Тихонов, М. Г. Угрехелидзе, Б. С. Утевский, И. Г. Филановский, Б. В. Хорнабуджели, М. Д. Шаргородский, В. А. Якушин и др. За последние годы был написан и опубликован ряд монографических работ, посвященных исследованию различных аспектов вины и ее форм, таких авторов как С. В. Векленко, А. В. Гребенюк, И. А. Гревнова, С. В. Дубовиченко, С. А. Иванов, В. В. Лунеев, В. А. Нерсесян, С. В. Скляров, И. М. Тяжкова.
Однако комплекс проблем, связанных с установлением субъективных признаков, затрагивался лишь в начале 70-х гг. прошлого века в нескольких работах П. С. Дагеля, Д. П. Котова и Р. И. Михеева. Можно также выделить монографии А. И. Рарога по теме вины и квалификации на этой основе преступлений, которые являются базисом психологической теории вины. Многие современные научные публикации и диссертации имеют преимущественно узкую уголовно-правовую направленность на решение частных теоретических вопросов содержания и признаков вины, рассматривая их без учета задач и потребностей практической деятельности. Вина, являясь в теории уголовного права обязательным признаком состава преступления, часто оказывается недооцененной при предварительном и судебном расследовании. Разработка указанной темы обусловлена важностью преодоления существующего заметного разрыва между теорией и практикой применения законодательства о вине.
Объект и предмет исследования. Объектом диссертационного исследования являются научные представления о понятии, сущности, содержании, основных характеристиках и формах вины с точки зрения возможностей и способов реализации их в судебной и следственной деятельности.
Предметом выступили положения науки уголовного права о вине, официально опубликованные и неопубликованные материалы судебно-следственной практики, а также нормы действующего российского и зарубежного законодательства.
Цель диссертационного исследования заключается в том, чтобы на основе комплексного анализа правовых норм, теоретических положений и практики применения законодательства о вине сформулировать предложения и рекомендации, позволяющие обеспечить главенство принципа субъективного вменения.
Достижение поставленной цели связывается с решением следующих задач:

• изучение истории становления и современного состояния отечественных научных представлений о вине и виновной ответственности;
• исследование положений уголовного законодательства и науки уголовного права ряда зарубежных стран о формах и видах вины, а также особенностях квалификации преступлений на этой основе;
• обобщение и анализ материалов практики применения действующего уголовного законодательства о вине при квалификации деяний против жизни и здоровья, в сфере экономической деятельности, а также против безопасности движения и эксплуатации транспорта как одного из самых распространенных неосторожных преступлений, против права на безопасные условия труда;
• определение соотношения вины с иными признаками субъективной стороны преступления, входящими в предмет доказывания по уголовным делам;
• комплексное исследование теоретических и прикладных аспектов установления форм вины и их видов, а также их влияния на квалификацию;
• формулирование выводов и рекомендаций, направленных на совершенствование действующего уголовного законодательства о вине и практики его применения.

Методология и методика исследования. Основой исследования являются базовые положения общенаучного диалектического метода познания. Методика настоящего исследования включает также следующие методы научного познания объективной действительности: системно-структурный, сравнительно-правовой, исторический, логико-юридический.
Теоретическая и нормативная база исследования. Теоретическую основу работы составляют труды упомянутых ранее и иных российских и зарубежных авторов в области уголовного права, а также уголовного процесса, социальной и судебной психологии, психиатрии, что предполагает комплексный подход к решению исследуемых вопросов. В качестве нормативной базы выступают положения Конституции РФ, действующего российского и зарубежного законодательства. Кроме того, в процессе диссертационного исследования использовались постановления Пленумов Верховных Судов СССР, РСФСР и Российской Федерации.
Эмпирическую базу диссертационного исследования образуют:

• квартальные обзоры законодательства и судебной практики Верховного Суда РФ за 1997 – 2012 гг.;
• материалы судебной практики, опубликованные на официальном сайте Верховного Суда РФ за период с 2005 г. по 2012 г. (46 кассационных и надзорных определений и постановлений).
• материалы судебной практики районных судов и федеральных судов субъектов Федерации, опубликованные на официальном сайте информационно-правовой системы «Актоскоп» за период с 2006 г. по 2012 г. Вопросы установления признаков вины и квалификации преступлений рассматривались на основе анализа более 300 приговоров и постановлений районных судов, определений и постановлений федеральных судов субъектов РФ по делам об убийстве, в том числе в состоянии аффекта, причинении вреда здоровью различной тяжести, об изнасиловании, о нарушении правил охраны труда, о незаконном предпринимательстве, о легализации (отмывании) денежных средств или иного имущества, о преднамеренном банкротстве, о нарушении правил движения и эксплуатации железнодорожного транспорта, о нарушении правил дорожного движения и эксплуатации транспортных средств.

Кроме этого были проанализированы и обобщены материалы более 60 заключений судебной технической экспертизы, произведенной в период с 1996 г. по 2009 г. по делам о нарушении правил движения и эксплуатации железнодорожного транспорта, направленных для производства комиссионной технической судебной экспертизы в Московский государственный университет путей сообщения (МИИТ).
Научная новизна. На основе изучения сущности и содержания вины, ее форм и их видов, а также анализа правоприменительной практики в диссертационном исследовании осуществлена комплексная разработка вопросов влияния вины на квалификацию преступлений; предложены и научно обоснованы рекомендации по совершенствованию уголовного законодательства о вине и практики его применения.
Непосредственно научная новизна работы выражается в постановке и решении круга рассматриваемых в ней вопросов. Сформулированные в диссертации научные положения и выводы углубляют теорию вины в части значения, содержания, а также возможности и необходимости установления признаков умысла и неосторожности, в том числе такого признака как осознание неуголовной противоправности. Автором выполнен подробный уголовно-статистический анализ судебной и следственной практики установления формы и вида вины, позволивший предложить определённые изменения в формулировки статей 25 и 26 Уголовного кодекса Российской Федерации, а также дополнения в рекомендации, данные в существующих Постановлениях Пленума Верховного Суда по делам о налоговых преступлениях, об изготовлении или сбыте поддельных денег или ценных бумаг, о преступлениях, связанных с нарушением правил дорожного движения и эксплуатации транспортных средств, о преступлениях в сфере нарушения правил охраны труда и безопасности горных, строительных и иных работ; обоснована необходимость и тезисно сформулированы рекомендации для нового Постановления Пленума Верховного Суда об ответственности за неосторожные преступления при неосторожном сопричинении. Новизной является и то, что в исследовании уточняются правила и особенности квалификации деяния в зависимости от вида умысла (прямого, косвенного, неопределенного, аффектированного, специального).
Основные положения, выносимые на защиту:

1. Правильная квалификация преступления и дифференциация наказания невозможны без соотнесения мотивов и целей с иными обязательными признаками элементов состава. Мотив и цель важные составляющие характеристики вины. Без их определения невозможно установить реальное отношение субъекта преступления к своим действиям и их возможным последствиям, а значит и вину. Факультативными признаками субъективной стороны в теории уголовного права могут быть признаны остальные понятия, выраженные в терминах Уголовного кодекса: заведомость, эмоции, добровольность, вынужденность, неожиданность.
2. Более половины диспозиций статей Особенной части Уголовного кодекса РФ по конструкции объективной стороны являются формальными. Несмотря на это законодательное определение прямого и косвенного умысла применимо в полной мере только к преступлениям с материальным составом. Выделение форм вины должно основываться на базовом содержательном признаке, характеризующим виновное отношение к совершаемому деянию, которым является осознание общественной опасности своих действий (бездействия). Трактовка умысла для преступлений с формальным составом, при которых желание переносится с последствий на само деяние, а умысел понимается как только прямой, не всегда соответствует реальным процессам, происходящим в сознании субъекта в момент совершения деяния. В связи с этим предлагается изменить ч. 1 ст. 25 УК РФ так, чтобы развернутые определения прямого и косвенного умысла связывались только с деяниями, повлекшими наступление общественно опасных последствий, а остальные преступления признавались умышленными при наличии только осознания общественной опасности действий (бездействия): «Преступление, признаком состава которого не являются общественно опасные последствия, признается совершенным умышленно, если лицо осознавало общественную опасность своих действий (бездействия)».
3. Безразличие в словарном значении не является характеристикой воли, а свидетельствует о незаинтересованности лица в преступном результате. Такой вариант отношения к общественно опасным последствиям размывает границы между косвенным умыслом и неосторожностью. На наш взгляд, необходимо уточнить законодательную формулировку ч. 3 ст. 25 УК РФ указанием лишь на сознательное допущение общественно опасных последствий, что позволит более определенно очертить пределы содержания умысла.
4. Законодательной формулировке аффектированного умысла, данной в статьях 107 и 113 Уголовного Кодекса РФ, свойственна терминологическая двойственность. Аффект – это научно-психологическое понятие: его установление связывается с производством комплексной психолого-психологической экспертизы; возможны как физиологические аффекты, так и аффекты кумулятивного генезиса; преступление в состоянии аффекта кумулятивного генезиса может включать стадию осознанного приготовления и покушения. Состояние внезапно возникшего сильного душевного волнения – это юридическое понятие. Его ключевые признаки – внезапность возникновения и бурность протекания, могут констатироваться вне связи со специальной экспертизой.

Установить четкие границы аффектированного умысла возможно лишь при исключении «состояния внезапно возникшегосильного душевного волнения» из текста ффектированный умысел следует определить как разновидность прямого и косвенного умысла с поправкой на особое эмоциональное состояниев агрессивном поведении при аффективных расстройствах.

1. Проблема игнорирования законодателем уголовно-правового значения деяния применительно к легкомыслию на данный момент решена, поскольку предвидению общественно опасных последствий обязательно сопутствует сознание общественной опасности деяния. Однако умышленная форма вины отличается от неосторожной в первую очередь наличием осознания общественной опасности деяния. Следовательно, использование формулы легкомыслия в отношении неосторожных деяний, не обладающих признаком общественной опасности вне связи с причиненным вредом, неоправданно. А поскольку для этой группы преступлений предвидение связывается в первую очередь с нормативным критерием – знанием соответствующих инструкции или правил, им более соответствует законодательная формула небрежности.
2. Предвидение реальной возможности наступления общественно опасных последствий даже с учетом некоторого расчета на предотвращение последствий невозможно без четкого осознания характера деяния, причиняющего преступный результат. То есть интеллектуальные и волевой моменты легкомыслия, определенные законодателем в ч. 2 ст. 26 УК РФ, более соответствует умышленной, а не неосторожной форме вины. В связи с этим определение косвенного умысла предлагается изложить в следующей редакции: «Преступление признается совершенным с косвенным умыслом, если лицо осознавало общественную опасность своих действий (бездействия), предвидело возможность наступления общественно опасных последствий, не желало, но сознательно допускало эти последствия либо самонадеянно рассчитывало на их предотвращение».
3. В целях совершенствования дифференциации уголовной ответственности в неосторожной форме вины должна быть выделена вторая ее разновидность: осознанное и грубое невыполнение правил безопасности. Такое разделение характерно для уголовного законодательства многих зарубежных стран. Оно соответствует существующей российской судебно-следственной практике, где грубое невыполнение правил безопасности рассматривается как заслуживающее более строгого вида наказания, чем неосознанная неосторожность. С учетом этого предлагается новая редакция ч. 2 ст. 26 УК РФ: «Преступление признается совершенным по легкомыслию, если лицо осознанно нарушило правила безопасности, установленные законом или федеральным подзаконным актом, но не предвидело возможность наступления общественно опасных последствий своих действий (бездействия), хотя могло и должно было их предвидеть».
4. Одной из существенных проблем исследования факта неосторожного сопричинения является установление причинной связи действий двух и более лиц с преступным результатом. В связи с этим предлагается установить на уровне постановления Пленума Верховного Суда РФ общие исходные ориентиры для анализа судом обстоятельств дела при неосторожном сопричинении в связи с невыполнением, либо ненадлежащим выполнением должностных обязанностей в процессе профессиональной деятельности: судам следует не просто глубоко исследовать причины и условия, способствующие наступлению общественно опасных последствий, но и обязательно выносить частные определения по вопросам совершенствования правил и мер безопасности; опосредованной причинной связи может быть достаточно для обоснования уголовной ответственности.

Теоретическая и практическая значимость заключается в том, что весь комплекс полученных соискателем новых исследовательских результатов, выводов и положений расширяет знания относительно  необходимости развития теоретических основ уголовного права о вине. Сформулированные теоретические положения предлагают возможные пути для решения комплекса проблем, связанных с квалификацией преступлений по субъективным признакам. Содержащиеся в работе научные положения могут служить материалом для последующих исследований в области вины. Практические рекомендации диссертации могут быть использованы в правоприменительной деятельности ОВД, прокуратуры, следственных комитетов и судов. Полученные выводы и рекомендации могут быть реализованы при совершенствовании уголовного законодательства о вине, при подготовке руководящих разъяснений Пленума Верховного Суда Российской Федерации; в преподавании учебных дисциплин уголовного права в юридических вузах, а также на курсах повышения квалификации работников правоохранительных органов; в подготовке лекций, учебных пособий и методических рекомендаций по вопросам уголовного права, связанным с проблемами вины и т. п.
Апробация результатов исследования. Основные выводы и рекомендации нашли свое отражение в десяти научных статьях, опубликованных соискателем. Ряд теоретических положений обсуждался на международных и всероссийских научных конференциях, в частности, на V Всероссийской научно-практической конференции «Теоретические проблемы развития правовой системы России» (г. Москва, Юридический институт МГУПС, 10 – 11 января 2007 г.), на Международной научно-практической конференции «Перспективные разработки науки и техники – 2011» (Польша, 7 – 15 ноября 2011 г.), Международной заочной научно-практической конференции «Актуальные проблемы права и государства» (Новосибирск, 11 июня 2012 г.).
Положения и выводы исследования учитывались при разработке рабочих учебных программ для студентов очного обучения Всероссийской государственной налоговой академии и использовались автором при проведении лекционных и практических занятий по курсу Общей части уголовного права.
Структура диссертации объединяет введение, три главы, включающие в свое содержание семь параграфов, заключение, список использованных в процессе подготовки работы литературы и других источников.
СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ
Во введении обосновывается актуальность темы, характеризуется степень научной разработки, теоретическая и эмпирическая базы, определяются объект и предмет, цели и задачи, научная новизна диссертационного исследования, формулируются основные положения, выносимые на защиту, определяется практическое и теоретическое значение положений диссертации, описывается апробация результатов проведенных изысканий.
Глава первая «История становления и современное состояние научных представлений о виновной ответственности» состоит из трех параграфов.
В первом параграфе «Развитие института виновного вменения в уголовном праве России» освещаются концепции виновной ответственности, существующие в отечественном уголовном праве.
Диссертантом отмечается, что развитие взглядов и суждений, касающихся виновного вменения, в уголовно-правовой науке проходило в несколько этапов.
Так, дореволюционная школа российского уголовного права твердо отстаивала принцип виновного вменения, придерживаясь в основном позиции психологического понятия вины.
В первое десятилетие советской власти широко обсуждался вопрос о приемлемости самого понятия вины. И хотя принцип виновного вменения в советском уголовном праве ликвидировать не удалось, более того Уголовный кодекс РСФСР 1922 года, а затем и 1926 года включал положение о виновной ответственности, на некоторое время вина оказалась подмененной понятием «опасное состояние». В параграфе обращается внимание на то, что отдельные положения теории «опасного состояния» личности применяются в российской уголовно-правовой науке, законодательстве и практике, но не как исключение из принципа виновной ответственности, а как способ учета способности лица к ресоциализации. Это касается институтов рецидива, административного надзора, судимости, назначения наказания и т. д.
В 40 – 50-х годах в отечественной уголовно-правовой доктрине активно развивалась оценочная теория вины, в соответствии с которой вина существует как оценка судом всех обстоятельств, связанных с преступлением и личностью преступника. В результате дискуссии 50-х годов она была отвергнута в пользу психологического понимания вины, доминирующего по настоящее время в науке уголовного права. Отмечается, что, несмотря на это, даже работы авторов – сторонников психологической теории не смогли полностью избавиться от использования положений созвучных оценочной теории. Аргументируется, что интерес к этой концепции, который наблюдается на современном этапе, вызван тем, что вина не может быть познана при помощи существующих средств и методов, а значит, виновное вменение включает в себя оценочные элементы. Их иллюстрацией может быть институт присяжных заседателей и основной принцип оценки доказательств в уголовном процессе – по внутреннему убеждению следователя, лица, производящего дознание, прокурора и суда.
В конце параграфа делается вывод, что закрепление в современной отечественной теории уголовного права и Уголовном кодексе РФ именно психологического понимания вины имеет большое значение, поскольку позволяет совершенно четко определить вину как самостоятельное субъективное основание уголовной ответственности и требует от суда устанавливать действительное отношение лица к содеянному и его последствиям.
Во втором параграфе «Понятие вины в российском уголовном праве и ее соотношение с иными признаками субъективной стороны преступления» рассматриваются достоинства и недостатки существующих определений вины, а также исследуется вопрос, какие элементы составляют виновное отношение лица к своему деянию и подлежат обязательному доказыванию по уголовному делу, а какие субъективные признаки должны быть установлены лишь в конкретных случаях.
В начале параграфа дается краткий обзор истории формирования понятия вины и приводятся дефиниции, предлагаемые современными авторами сторонниками как психологического, так и оценочного понимания вины.
Далее отмечается, что термин «психическое отношение» не нуждается в замене. Он является родовым и, соответственно, коррелирует с определениями умысла и неосторожности, содержащимися в Уголовном кодексе РФ. В то же время предлагаемые в некоторых определениях замены не могут быть признаны приемлемыми. Его наиболее удачным заимствованным из психологии субститутом следует признать «психические процессы», однако с позиции терминологической определенности в таком изменении нет необходимости. Вина есть категория крайне сложная и многогранная, поэтому с точки зрения законов логики для целей науки уголовного права ей следует давать не реальное, а номинальное определение. Таким образом, вопрос конструирования подходящей дефиниции заключается в выборе существенных признаков, которые охарактеризуют вину как основание субъективного вменения и одновременно выделят ее среди иных составляющих субъективной стороны. Делается вывод, что определение вины как отношения в форме умысла или неосторожности к совершаемому общественно опасному деянию и его последствиям отвечает указанным требованиям и не нуждается в изменении.
В то же время включение любой дефиниции в статью Общей части Уголовного кодекса РФ представляется неоправданным, поскольку лаконичное определение не может значительно повлиять на существующие теоретические споры и разрешить многочисленные нюансы этого института, а значит положительно воздействовать на применение норм о вине судебно-следственными органами. Использование же подробной дефиниции с элементами описания противоречит юридической технике экономии текста закона.
Обращается внимание на то, что хотя законодатель отождествляет вину в первую очередь с умыслом и неосторожностью, статьи Общей и Особенной частей Уголовного кодекса РФ позволяют обозначить целый перечень психических процессов, которые влияют на квалификацию в соответствующих случаях: мотивы, побуждения, цели, заведомость, эмоции, добровольность, отсутствие добровольности – вынужденность, неожиданность.
В науке уголовного права можно выделить три подхода к тому, какие из перечисленных психических компонент составляют виновное отношение. Господствующей в настоящее время является точка зрения, согласно которой вина – это обязательный в любом составе, но лишь один из ряда признаков субъективной стороны преступления, к которым также относятся факультативные признаки – мотив, цель и иногда эмоции.
Указывается, что недостатками такой концепции, по мнению автора, являются, во-первых, невнимание к остальным психологическим признакам. А во-вторых, расхождение ее положений с содержанием ст. 73 Уголовно-процессуального кодекса РФ, говорящей о предмете доказывания по уголовному делу, и предлагаемыми в литературе по уголовному процессу рекомендациями устанавливать, по крайней мере, цель и мотив преступления независимо от того, имеют ли эти субъективные факторы уголовно-правовое значение.
В диссертации обосновывается, что разделение вины, мотивов и целей вызвано объективными потребностями теории уголовного права. Однако деление субъективной стороны на обязательный признак – вину и факультативные – мотивы и цели, является условным, основанным на формальных положениях. Вина, мотивы и цели неразрывно связаны. Правильная квалификация преступления и дифференциация наказания невозможны без соотнесения мотивов и целей с иными обязательными признаками элементов состава.
Аргументируется, что эмоции и аффект, накладывая определенную окраску на интеллектуальные и волевые процессы, протекающие в психике виновного, характеризуют субъективную сторону деяния, а не личность преступника, поскольку могут быть и не свойственны его обычному поведению. Также указывается, что разделение психологических характеристик на признаки и технические приемы искусственно. Признание заведомости характеристикой субъективной стороны также может восприниматься и как отнесение ее к числу признаков последней. То же относится и к неожиданности, вынужденности и добровольности. Следовательно, они должны быть признаны факультативными признаками субъективной стороны преступления.
В третьем параграфе «Вина и ее виды в современном уголовном праве зарубежных стран» анализируются положения уголовного закона и теории уголовного права зарубежных стран о субъективной составляющей преступления, а также особенности их практического преломления.
Параграф начинается с рассмотрения понятия и видов mens rea в английском уголовном праве. Отмечается, что доктринальное и судебное толкование вины в Англии не отличается однообразием или точностью в использовании языка. Однако английскому уголовному праву свойственно стремление к унификации терминологии относительно вины и к гуманизации общей теории вины. Автор обращает внимание на возможность заимствования в отечественную правоприменительную практику прецедентного правила квалификации: предвидение возможности причинения опасного для жизни и даже смертельного вреда здоровью не свидетельствует о необходимости привлечения к уголовной ответственности за убийство. А также на определение неосторожности как допущения незаконного, неоправданного риска и на рекомендации о необходимости не просто учета, но рассмотрения дела с позиции возможности понимания и оценки ситуации лицом, неосторожно причинившим вред.
В уголовном праве Америки вина – необходимый элемент преступления, относящийся к психической деятельности лица, за исключением преступлений строгой ответственности. Отличительной чертой американской теории вины является внимание к моральной оценке как объективных, так и субъективных признаков преступного деяния. Это определяет возможность широкого судейского усмотрения при установлении вины. Даже в Модельном уголовном кодексе США, несмотря на стремление его составителей максимально четко и унифицировано сформулировать правила о вине, в том числе замену сочетания mens rea более узким «виновность», используются крайне нечеткие, устаревшие, заимствованные из прецедентного права критерии разделения вины на виды. Это касается, в первую очередь, стандарта осторожности благоразумного (законопослушного) человека, правил о строгой ответственности. То есть на сегодняшний день для американской теории вины свойственны консервативность и внимание к квалификационным правилам системы общего (прецедентного) права.
В конце параграфа уделяется внимание законодательству Франции. Французская теория уголовной вины отличается признанием многих институтов, относительно которых в России ведутся ожесточенные споры. Так, во французском уголовном праве цель является важной составляющей вины. Ошибка в противоправности признана основанием для освобождения от уголовной ответственности, хотя бремя доказывания извинительных обстоятельств лежит на виновном. Опосредованная причинная связь считается достаточной для привлечения лица к уголовной ответственности, хотя эти случаи ограничены лишь такой формой неумышленной вины как отсутствие обязательной осторожности и требованием доказывания правоприменительными органами ясного понимания виновным высокой вероятности причинения вреда. В отношении наименее общественно опасных правонарушений используется презюмируемая вина.
Делается вывод, что схожесть основополагающих положений уголовного права зарубежных стран о субъективной составляющей преступления может способствовать уточнению и углублению некоторых постулатов отечественной теории вины, в частности о влиянии осознания противоправности деяния на привлечение к уголовной ответственности, о значении мотивов и целей при установлении формы и вида вины, о месте легкомыслия в градации уровней виновности и его содержании, о соотношении небрежности с истинно виновным поведением и правилами строгой ответственности.
Глава вторая «Виды умысла и их влияние на квалификацию преступлений» состоит из двух параграфов.
В первом параграфе «Сущность, виды и содержание признаков, образующих умысел», автор обосновывает свою позицию относительно дискуссионных вопросов, касающихся количества, содержания и способов установления признаков прямого и косвенного умысла.
Отмечается, что в современной теории уголовного права сосуществуют две точки зрения на вопрос о количестве признаков, подлежащих установлению по уголовному делу в зависимости от конструкции объективной стороны. Первая предполагает необходимым и достаточным установление в формальных составах только осознания общественной опасности и характера своего деяния. Вторая требует также доказать факт желания совершения деяния. В работе аргументируется, что формула, дополнительно включающая желание совершить деяние, имеет низкую практическую ценность.
Далее в параграфе с учетом высказанных в литературе взглядов анализируются психологические составляющие (компоненты) умысла и обобщаются признаки, которые свидетельствуют об их наличии.
В частности утверждается, что предлагаемая некоторыми авторами замена признака «общественная опасность» признаком «противоправность» или «вредность», а также исключение его из содержания вины или признания второстепенным по отношению к предвидению не являются целесообразными. Осознание общественной опасности важная, а для статей, чья диспозиция сконструирована как формальная, единственно возможная составляющая умысла, включающая в себя понимание лицом факта отклонения его поведения от традиционного для данного общества. Пользоваться презумпцией осознания недопустимо, так как рефлексия актов своего поведения и осознание общественной опасности понятия не тождественные.
Уточняется, что прямоумышленное предвидение неизбежности наступления общественно опасных последствий следует ассоциировать с мысленной уверенностью в наступлении конкретных последствий, соответствующих внутреннему плану его действий. Доказывается с позиции современной психологии, что желание и сознательное допущение в структуре волевого поведения – часть внутренней работы сознания. Они являются вторичными к цели и входят в состав планирования общественно опасных действий (отказа от действий), а не непосредственного исполнения решения. Безразличие в словарном значении свидетельствует о незаинтересованности лица в преступном результате. Безразличное отношение невозможно при умысле, где последствия тесно связаны с целью и планирование действий (отказа от действий) обязательно включает последствия, даже если они являются побочными к цели. Такой вариант отношения к общественно опасным последствиям размывает границы между косвенным умыслом и неосторожностью. Следовательно, оно может быть исключено из определения косвенного умысла.
Далее определяется место признака осознания лицом противоправности своего деяния в формуле умысла. На основе анализа точек зрения различных авторов, а также обобщения судебной практики делается вывод, что исключение противоправности из формулы умышленной вины иногда приводит к вынесению объективно несправедливых обвинительных приговоров. Однако, с учетом редкости и специфических особенностей подобных случаев, представляется, что изменение формулировки ст. 25 и ст. 26 с введением в них дополнительного признака осознания противоправности будет излишней. Осознание противоправности может учитываться в судебно-следственной практике как основание для освобождения от уголовной ответственности в связи с отсутствием вины при недоказанности заведомости незаконности действий, если на нее указывает диспозиция статьи Особенной части УК РФ, или же в соответствии с разъяснениями Пленума Верховного Суда РФ.
Обращается внимание, что теория уголовного права для указанных случаев позволяет оперировать понятием «ошибка в противоправности». Однако научных исследований относительно ошибки и ее релевантности к конкретным случаям немного и в них высказываются часто диаметрально противоположные мнения. Аргументируется, что презумпция знания уголовного закона не должна применяться, если речь идет о неуголовной противоправности (выраженной с помощью бланкетной диспозиции), поскольку такая форма конструирования статьи предполагает снижения знания о запрете.
Во втором параграфе «Вопросы квалификации преступлений в зависимости от вида умысла» анализируется юридическое значение дифференциация умысла на виды.
Первым рассматривается вопрос практической ценности деления умысла на прямой и косвенный. В теории уголовного права превалирует точка зрения, согласно которой, если доказано, что виновный действовал с прямым умыслом, то он подлежит ответственности в соответствии с содержанием и направленностью умысла, а если с косвенным, то в соответствии с фактически наступившими вредными последствиями. А также, что покушение на преступление возможно только с прямым умыслом.
В работе последовательно исследуются ограничения для применения этих правил, на основании чего делается вывод, что они не могут быть использованы по отношению к составам, сконструированным по типу формальных, а также к таким материальным, где отсутствие наступивших последствий исключает привлечение лица к уголовной ответственности. Только в отношении лишь менее чем десяти составов (убийство, причинение вреда здоровью, хищение и некоторые составы, являющиеся специальными по отношению к перечисленным выше), а также соответствующих им квалифицирующих признаков иных составов существует возможность разграничения прямого и косвенного умысла. На основе анализа судебной практики по делам об убийстве и причинении вреда здоровью заключается, что даже к ним не всегда применимы квалификационные правила об ответственности в зависимости от вида умысла и о невозможности покушения с косвенным.
Далее рассматривается вопрос квалификации деяний, совершаемых с прямым неопределенным умыслом в тех случаях, когда преступные действия виновного не привели ни к одному из желаемых им последствий или вызвали не наиболее тяжкое последствие. Правило о квалификации по фактически наступившему результату, традиционно предлагаемое в теории уголовного права, противоречит правилу об ответственности в соответствии с содержанием и направленностью умысла, не применимо к неоконченным хищениям и не учитывает степень объективизации (осуществления) умысла. Обобщение судебной практики также позволяет заключить, что его использование в большинстве случаев неоправданно. В работе делается и обосновывается вывод, что предпочтительной является квалификация не только в зависимости от вида нанесенного вреда, но и с обязательным учетом количества, характера и планомерности действий, а также иных обстоятельств, свидетельствующих об определенности намерений (например, высказывания во время причинения вреда, предшествующие отношения и т.д.).
Затем в параграфе анализируются пробелы, существующие в законе и теории уголовного права при освещении вопросов квалификации деяний, совершаемых с аффектированным умыслом или специальной целью (специальным умыслом).
Понятие аффектированного умысла используется в нормах Особенной части Уголовного кодекса РФ. Кроме того совершение преступления в состоянии аффекта включено законодателем в перечень обстоятельств, смягчающих наказание в п. «з» ст. 61 УК РФ. Отмечается, что решения требует вопрос, с прямым или косвенным умыслом может быть совершено преступление в состоянии аффекта. Если аффектированный умысел признать разновидностью только косвенного, то преступления, включающие признаки осмысленного приготовления, автоматически выпадают из числа совершаемых в состоянии аффекта. Делается вывод, что дискуссионность данного вопроса обусловлена в первую очередь законодательной терминологической двойственностью: аффектированный умысел может трактоваться и как научно – психологическое понятие, и как юридическое понятие. Руководящие постановления Пленума Верховного Суда не разрешают этого вопроса. В теории уголовного права, несмотря на то, что определение аффекта является более или менее устоявшимся, различные авторы допускают прямо противоположные варианты смыслового восприятия аффектированного умысла.
На основе обобщения судебной практики аргументируется, что судебное и доктринальное толкование, которое в отношении аффектированного умысла может быть основано лишь на здравом смысле и субъективном отношении к виду психотравмирующей ситуации и личности обвиняемого, приводит к неоднородности судебной практики, которая в данном случае не может быть оправдана. Установление аффекта при помощи экспертизы более отвечает принципу справедливости и целям назначения наказания. Понимание аффектированного умысла должно соответствовать его психологической сущности (в современной интерпретации), так как только тогда становится возможным установить четкие границы аффекта: аффектированный умысел – это разновидность прямого и косвенного умысла с поправкой на особое эмоциональное состояние, возникшее в связи с противоправными или аморальными действиями (бездействием) потерпевшего, в агрессивном поведении при аффективных расстройствах. Причем механизм агрессии может быть различным: как часть эмоционального возбуждения и как разрядка накопленного эмоционального напряжения. Преступление в состоянии аффекта может включать стадии осознанного приготовления и покушения.
Подробно анализируются причины неоднородности судебной практики по делам об экономических преступлениях, включающих в качестве обязательного признака субъективной стороны цель. Ими, с точки зрения автора, являются, во-первых, недостатки в конструкции и формулировках статей Уголовного кодекса РФ, включенных в главу «Преступления в сфере экономической деятельности». Так, в статьях 198 и 199 УК РФ, запрещающих уклонение от уплаты налогов и (или) сборов, нет указания на цель, но Пленум Верховного Суда РФ утверждает, что уклонение от уплаты налогов и (или) сборов возможно только с прямым умыслом с целью полной или частичной их неуплаты. Изготовлению поддельных кредитных или расчетных карт сопутствует не цель сбыта, а цель использования, например, в банкомате. Включение цели как обязательного признака составов, предусмотренных ст. 174 и ст. 174¹ синонимично объективному признаку этих деяний – совершение с «грязными» деньгами более сложных манипуляций, чем одна гражданско-правовая сделка.
Во-вторых, Пленум Верховного Суда в своих постановлениях применительно к большинству составов со специальным умыслом (за исключением преступлений против жизни и здоровья, хищений и смежных с ними) не разъясняет, какие обстоятельства дела свидетельствуют о направленности умысла.
В-третьих, ко многим существующим в Уголовном кодексе РФ составам с количественным описанием размера последствий или с использованием категории так называемых «оценочных понятий» не применимо правило о возможности лишь прямого умысла при указании законодателем на цель, поскольку цель и последствия в них могут быть не связаны между собой. Судебно-следственная практика часто отрицает значение вида субъективного отношения к последствиям в экономических преступления, поскольку собрать доказательства прямоумышленного отношения к последствиям, имеющим количественное выражение, очень сложно. В процессе рассмотрения проблем, связанных с установлением специальной цели и квалификации преступлений в сфере экономической деятельности, предлагаются соответствующие изменения в статьях Уголовного кодекса и дополнения постановлений Пленума Верховного Суда РФ.
В конце главы делаются общие выводы, касающиеся проблем привлечения к уголовной ответственности за преступления, совершенные с разными видами умысла.
Глава третья «Виды неосторожной вины и проблемы квалификации неосторожных преступлений» состоит из двух параграфов.
Первый параграф «Сущность, виды и проблемы установления признаков, образующих неосторожность» посвящен анализу признаков легкомыслия и небрежности как видов неосторожности.
В начале параграфа рассматриваются пробелы в законодательной конструкции признаков легкомыслия, а также предлагаемые учебной литературой способы отграничения легкомыслия от косвенного умысла. На основе обобщения судебной практики по делам о преступлениях против здоровья делается вывод, что при совершении деяний, общественная опасность которых очевидна и наступление вредных последствий реально, то есть тех, где имеет место полноценное предвидение, использование формулы расчета на предотвращение последствий может основываться лишь на незначительных объективных факторах и неустанавливаемом субъективном – степени уверенности субъекта преступления. Предвидению реальной возможности наступления общественно опасных последствий обязательно сопутствует осознание общественной опасности совершаемых действий (бездействия), то есть легкомыслие в смысле ч. 2 ст. 26 УК РФ нельзя относить к неосторожной вине.
Далее на основе анализа судебной практики по делам о невыполнении правил безопасности, заключается, что определение вида неосторожности применительно к данной группе деяний в рамках современной классификации затруднительно, но при этом не имеет уголовно-правового значения. Так, суды, констатируя легкомыслие или факт предвидения возможности наступления последствий, практически никогда не приводят обстоятельства, которые должны сочетаться с расчетом на предотвращение или недопущение вреда. Действительно, разделить такие деяния на случаи, когда лицо полагалось на какие-то свои навыки и умения, и когда такого расчета не было, затруднительно, поскольку эта градация в первую очередь основывается на субъективном мнении обвиняемого, а также лица, анализирующего дела, о значимости тех или иных факторов. В тоже время суды совершенно обоснованно обращают внимание на случаи грубого, умышленного нарушения правил безопасности, что выражается, в том числе, в применении более строгих наказаний.
На основании этого в работе предлагается дополнить формулировку умысла в части отношения к последствиям указанием на самонадеянный расчет на их предотвращение. А формулу легкомыслия изменить так, чтобы она соответствовала сущности неосторожной формы вины и учитывала практические наработки судов о необходимости более строгого наказания в случаях грубого нарушения правил безопасности.
Следующими в параграфе рассматриваются вопросы небрежности. Существенным пробелом ее конструкции является то, что она сводит вопрос осознания к правилу о том, что лицо не осознает общественной опасности своего деяния. В результате небрежность расходится с психологическим пониманием вины. Анализ научной литературы позволяет утверждать, что основным способом преодоления указанных трудностей считается признание того, что отрицательный момент небрежности относится только к предвидению, а не осознанию. При этом относительно содержания осознания в формуле небрежности высказываются разные точки зрения.
Отмечается, что в судебной практике при постановлении приговора по ст. 264 УК РФ районные суды также наиболее часто констатируют лишь факт нарушения пунктов Правил дорожного движения, не анализируя при этом психическое отношение водителя к своему деянию, а ограничиваясь указанием на возможность и долженствование предвидения причиненного вреда. Действительно, разъяснить вопрос об отношении лица непосредственно к деянию при совершении неосторожного преступления в рамках существующих взглядов на небрежность и правила, данного в ст. 27 УК РФ, о том, что умышленное преступление, повлекшее причинение тяжких последствий по неосторожности, в целом признается совершенным умышленно, затруднительно.
В работе рассматриваются предложения различных авторов об изменении законодательного определения небрежности, на основании чего делается вывод о том, что решение проблемы небрежности связано не только с модификацией содержания его отрицательного и положительного моментов, но и с вопросом о сущности данного вида вины.
Небрежность с точки зрения практического преломления имеет два основных подвида: «бытовая» небрежность и «профессиональная и техническая» небрежность. Поскольку людям свойственно невнимательно относиться к возможному причинению вреда средствами повышенной опасности, зачастую «профессиональная и техническая» небрежность применительно к реальным следственным ситуациям включает лишь минимальную или даже «потенциальную» психическую компоненту, превращаясь в объективное вменение. Отмечается, что зарубежному уголовному законодательству также свойственно использование видов вины с «минимумом» психологического признака. Однако общей тенденцией является последовательное «наполнение» неосторожности реальной субъективной составляющей и отрицание презюмируемой вины.
Аргументируется, что немедленное изменение формулировки ч. 3 ст. 26 УК РФ в пользу наказуемости лишь осознанного нарушения правил безопасности нецелесоообразно, поскольку сопряжено с трудностями в том числе социального характера – освобождение от уголовной ответственности во многих «сомнительных» случаях в условиях современной России вряд ли будет воспринято положительно. Первоначально изменения должны коснуться практики назначения наказания за преступления, совершенные небрежно, и лишь затем постепенный отказ от презумпции осознанности нарушения правил безопасности.
Во втором параграфе «Вопросы квалификации неосторожных преступлений, связанных с нарушением специальных правил» рассматривается вопросы квалификации неосторожных преступлений, запрещенных статьей Особенной части Уголовного кодекса с бланкетной диспозицией, а также если имеет место неосторожное сопричинение.
В начале параграфа на примере практики расследования частых случаев зажатий пассажиров электропоездов исследуются реальные возможности учета субъективного критерия небрежности при привлечении к уголовной ответственности по статье с бланкетной диспозицией. Констатируется, что установление вины в данной категории сводится правоприменительными органами к поиску Местной инструкции и к определению факта невыполнения ее. При этом суды не только не учитывают реальные возможности помощника машиниста неукоснительно следовать положениям инструкции, но и не выносят частные определения, несмотря на то, что в заключениях экспертиз часто содержатся указания на эффективные меры повышения безопасности.
На примере практики расследования случаев наезда железнодорожного транспорта на людей аргументируется, что адресаты бланкетных статей могут указывать на различную степень внимательности и предусмотрительности в однородных ситуациях, что является причиной различной квалификации схожих действий. Так от составителей поездов требуется определять скорость поезда с учётом возможного тормозного пути и близости потенциальной опасности. А локомотивная бригада должна лишь внимательно следить за свободностью пути, поскольку Правила технической эксплуатации не предусматривают обязанности машиниста снижать скорость даже в потенциально опасных ситуациях. Соответственно при причинении вреда при маневровых работах составителю обычно выносится обвинительный приговор, а при наезде движущегося по штатному расписанию поезда чаще констатируется невиновное причинение вреда.
Резюмируется, что для «профессиональной» небрежности определяющим является нормативный момент, так как любая такая деятельность связана со следованием должностным инструкциям. Поэтому содержание адресатов бланкетной нормы корреспондирует содержанию вины и влияет на привлечение к уголовной ответственности. На основании обобщения и анализа практики расследования преступлений на железнодорожном транспорте доказывается, что в результате объективный критерий небрежности часто становится относящимся к абстрактному человеку и в значительной степени зависит от добросовестности руководства предприятия в сфере возложения обязанностей. С целью преодоления указанных проблем предлагаются соответствующие изменения в правоприменительную практику и постановления Пленума Верховного Суда РФ.
Далее в параграфе отмечается, что для неосторожных преступлений, связанных с профессиональной деятельностью или с выполнением должностных обязанностей существует частная особенность причинной связи – общественно опасные последствия обычно являются следствием упущений нескольких лиц, вовлеченных в управление и обслуживание технических систем и процессов. На основе обобщения судебной и следственной практики констатируется, что обычно это не учитывается при привлечении к уголовной ответственности. Виновным признается лишь работник (реже работники), ответственный за безопасность в соответствии с ведомственными нормативными актами, с чьим деянием общественно опасные последствиями находятся в ближайшей причинно-следственной связи.
Указывается, что существующее положение дел во многом объясняется тем, что в рамках общего учения о вине такие институты как причинно-следственная связь, признаки небрежности и неосторожное сопричинение исследуются отдельно. Причем выводы, сделанные по одной теме, исключают возможность применения в правоприменительной практике рекомендаций по другой. Так, признак необходимости причинной связи делает невозможным привлечение к ответственности всех лиц, чьи деяния составляют единую причинно-следственную цепь в неосторожном преступлении, поскольку последняя обычно носит ярко выраженный опосредованный характер. Но привлечение к уголовной ответственности лишь последнего звена работников является причиной того, что нормы Уголовного кодекса, касающиеся нарушения безопасности профессиональной деятельности, имеют слабое превентивное воздействие и не в состоянии обеспечить поддержание режима общественной безопасности. Поэтому привлечение к уголовной ответственности должно касаться как низовых работников, непосредственно совершивших нарушение, так и руководителей всех уровней. В отношении последних возможно как минимум привлечение к уголовной ответственности за нарушение правил охраны труда.
Также серьезной трудностью для установления неосторожного сопричинения является объективный признак небрежности – «должен предвидеть». В полном соответствии с рекомендациями, даваемыми уголовно-правовой литературой, суд при назначении наказания учитывает, какие конкретно обязанности были возложены должностными инструкциями на каждое причастное к происшествию лицо. Однако формулирование вины с упором на положения ведомственных нормативных актов создает слишком простую конструкцию, которая часто исключает дифференциацию ответственности и наказания сопричинителей. Особенно это проявляется при расследовании преступлений, предусмотренных ст. 143 УК РФ, где факт возложения обязанности обеспечивать безопасность является практически единственным критерием определения виновного лица.
Делаются и аргументируются следующие выводы. Предпочтение должно отдаваться исследованию всех причин и условий, а также их причиняющей роли в наступлении общественно опасных последствий с «вычленением» и последующей квалификацией действий каждого из сопричинителей вреда. При нарушении правил безопасности причинная связь может носить ярко выраженный опосредованный характер, однако ее следует признать достаточной для обоснования уголовной ответственности. Практическая реализация этих рекомендаций связывается с изданием отдельного постановления Пленума Верховного Суда РФ по вопросам неосторожного сопричинения, базовые положения которого предлагаются в конце параграфа.
В заключении сформулированы основные выводы, полученные при проведении диссертационного исследования.
Основные положения диссертационного исследования отражены в 10-ти публикациях автора общим объемом 4,5 п.л. (личный вклад автора 3,8 п.л.).
 
I. Статьи, опубликованные в изданиях, включенных в Перечень российских рецензируемых научных журналов, в которых должны быть опубликованы основные научные результаты диссертаций на соискание ученых степеней доктора и кандидата наук

1. Кораблева С.Ю. К вопросу о видах неосторожности в российском уголовном праве // Вестник МГЛУ. Выпуск 23 (656). Юридические науки. Право и юстиция в современной России. – М., ИПК МГЛУ «Рема». – 2012. (0,8 п.л.)
2. Кораблева С.Ю., Акимочкин В. И. Виды умысла и их влияние на квалификацию // Бизнес в законе. – 2012. – № 2. (0,8 п.л.)
3. Кораблева С.Ю.  Место косвенного умысла в российском уголовном праве // Юридическое образование и наука. – 2009. – № 3. (0,6 п.л.)
4. Кораблева С.Ю. Проблемы доказывания легкомыслия на досудебных стадиях уголовного процесса // Бизнес в законе. – 2009. –  № 1. (0,6 п.л.)
5. Кораблева С.Ю., Шамаков А.Н. Проблемы ответственности за причинение вреда пассажиру // Мир транспорта. – 2009. – № 2. (0,5 п.л.)

II. Другие публикации по теме диссертации в периодических научных изданиях и сборниках

1. Кораблева С.Ю. Понятие аффектированного умысла в условиях законодательной терминологической двойственности // «Актуальные проблемы права и государства»: материалы Международной заочной научно-практической конференции (11 июня 2012 г.). – Новосибирск: Изд. «Сибирская ассоциация консультантов», 2012. (0,3 п.л.)
2. Кораблева С.Ю. Соотношение вины и иных признаков субъективной стороны преступления // «Перспективные разработки науки и техники – 2011»: материалы VII Международной научно-практической конференции (7 – 15 ноября 2011 г.). Том 22. Право. Пшемысль: nauka i studia, 2011. (0,3 п.л.)
3. Никишина С.Ю. Два схожих преступления – два разных приговора (влияние социальной ситуации на процесс доказывания вины при наезде на человека). // Транспортное право. – 2008. – №2. (0,5 п.л.)
4. Никишина С.Ю. Проблемы доказывания вины при нарушении инструкций по безопасности движения железнодорожного транспорта. // Актуальные проблемы правопорядка: сборник научных статей. Вып. 14.– М.: Юридический институт МИИТа, 2007. (0,3 п.л.)
5. Никишина С.Ю. Особенности доказывания субъективной стороны преступления // Актуальные проблемы правопорядка: сборник научных статей. Вып. 10. М.: Юридический институт МИИТа, 2006. (0,6 п.л.)