Осипов Алексей Олегович
 
03 декабря 2013 г. назначена защита диссертации на соискание степени кандидата юридических наук по теме: «Институт международной подсудности в арбитражном процессе» (специальность 12.00.15 – гражданский процесс; арбитражный процесс). Защита будет происходить на заседании диссертационного совета Д 212.123.04
 
Сноска на автореферат диссертации (правила оформления):
 
На электронную версию:
Осипов А.О. Институт международной подсудности в арбитражном процессе: автореф. дис... канд. юрид. наук. Москва, 2013. С. 27.  // Авторефераты диссертации по юридическим наукам. Сайт «Правовые технологии». URL: http://www.lawtech.ru/document/2013avtoref1678 (дата обращения: укажите свою дату).
 
На бумажный вариант:
Осипов А.О. Институт международной подсудности в арбитражном процессе: автореф. дис... канд. юрид. наук. Москва, 2013. С. 27.
 
Посмотрите другие авторефераты диссертаций по юридическим наукам в библиотеке авторефератов собранных, обработанных и размещенных для бесплатного ознакомления и скачивания на сайте «Правовые технологии». Громадная работа проделана для информационного обеспечения юридического образования и исследований в области права и еще большая будет сделана. Окажите нам помощь в дальнейшем развитии проекта - укажите сноску на электронную версию автореферата в ваших работах, блогах, сайтах.
 
Текст автореферата диссертации:

 

 
 
 
 
 
 

Работа выполнена на кафедре гражданского и административного судопроизводства Московского государственного юридического университета имени О. Е. Кутафина (МГЮА)
 

Научный руководитель	Заслуженный деятель науки Российской Федерации, доктор юридических наук, профессор Боннер Александр Тимофеевич
Официальные оппоненты	доктор юридических наук, профессор Молчанов Валерий Владимирович профессор кафедры гражданского процесса юридического факультета Московского государственного университета имени М.В. Ломоносова кандидат юридических наук, доцент Павлова Наталья Владимировна судья Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации
Ведущая организация	Российская академия правосудия

 
Защита состоится «3» декабря 2013 года в 12:00 на заседании диссертационного совета Д 212.123.04 при Московском государственном юридическом университете имени О. Е. Кутафина (МГЮА) по адресу: 123995, г. Москва, ул. Садовая-Кудринская, д. 9, зал заседаний диссертационного совета.
 
С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Московского государственного юридического университета имени О. Е. Кутафина (МГЮА).
 
Автореферат разослан «     » октября 2013 года.
 
 
Учёный секретарь
диссертационного совета
доктор юридических наук,
профессор                                                                                Н.А. Громошина
 

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ.

Актуальность темы исследования. Инвестиционный климат в России и степень привлекательности ее экономики для иностранного капитала напрямую зависят от способности российского государства обеспечить эффективность судебной защиты прав и законных интересов хозяйствующих субъектов. Как показывает анализ судебно-арбитражной практики, в большинстве случаев участники внешнеэкономической деятельности всеми силами стремятся вывести потенциальный или уже возникший правовой спор за пределы юрисдикции российских судов. Выбор в пользу находящегося за рубежом международного коммерческого арбитража во многом определяется удобством альтернативной формы защиты права, а также собственным авторитетом того или иного иностранного третейского суда. Тем не менее, было бы неверным отрицать весьма распространенное и в принципе обоснованное недоверие иностранных инвесторов к российскому правосудию.
Исправить данную ситуацию можно лишь с помощью комплекса мер, направленных на улучшение качества работы отечественных судов. Вряд ли стоить спорить с тем, что подобные меры в большей степени должны носить политический характер, отражать проведение крупномасштабной демократизации и либерализации существующей в стране политической системы.  Вместе с тем это не означает, что до того момента, пока подобные меры не будут приняты, следует отказаться от дальнейшего совершенствования законодательства, посвященного вопросам участия иностранных лиц в арбитражном процессе.
 Важнейшим из них является вопрос о наличии или отсутствии у арбитражных судов Российской Федерации компетенции по рассмотрению того или иного трансграничного спора (международная подсудность).
В доктрине отмечается, что вопросы международной подсудности лучше всего регулировать посредством заключения международных договоров. Это позволяет избежать ситуации, когда суды нескольких государств признают себя компетентными рассматривать трансграничное дело, или наоборот, когда ни один из них такой компетенции не признает.
В настоящий момент заметных успехов в унификации процессуального законодательства Российская Федерация добилась лишь со странами СНГ. С другими же государствами действуют двусторонние соглашения о правовой помощи, которые либо вообще не регулируют вопросы международной подсудности, либо делают этой крайне незначительно. При этом за последнее время в силу глобализации экономики, развития новых технологий, а также снижения затрат на международное транспортное сообщение, существенно расширились внешнеэкономические связи российских предпринимателей с хозяйствующими субъектами из промышленно развитых стран. В этой связи на первый план выступают правила международной подсудности, закрепленные во внутригосударственных актах. Применительно к деятельности арбитражных судов Российской Федерации такие правила сформулированы в гл. 32 АПК РФ.
Их отличительная особенность по сравнению с нормами, закрепленными в международных договорах, заключается в следующем. В гл. 32 АПК РФ компетенция арбитражных судов в сфере трансграничных споров определяется достаточно широко. Так, за счет юрисдикционной привязки по принципу тесной связи, перечень оснований международной подсудности, предусмотренный в ст. 247 АПК РФ, фактически носит открытый характер. Данное обстоятельство в свое время послужило поводом для обсуждения вопроса о степени целесообразности установления чрезвычайно широкой юрисдикции российских судов по рассмотрению трансграничных споров.
С момента принятия АПК РФ 2002 г. прошло больше десяти лет. Поэтому теперь к изучению проблем международной подсудности можно обратиться, опираясь на сформировавшуюся практику применения гл. 32 АПК РФ.
Степень разработанности темы исследования. Считается, что проблемы так называемого «международного гражданского процесса» тесно связаны с коллизионным регулированием частноправовых отношений. Именно поэтому традиционно вопросы международной подсудности были предметом изучения специалистов в области международного частного права (Л.П. Ануфриевой, М.М. Богусловского, М.И. Бруна, И.В. Гетьман-Павловой, Г.К. Дмитриевой, Н.Г. Елисеева, В.П. Звекова, В.А. Канашевского, С.Б. Крылова, Л.А. Лунца, Н.И. Марышевой, Ф.Ф. Мартенса, Т.Н. Нешатаевой, И.С. Перетерского, Б.Э Нольдэ, Т.М. Яблочкова и др.).
Отдельные проблемы международной подсудности освящались в диссертационных исследованиях И.В. Дробязкиной, Н.А. Васильчиковой, М.Ю. Порохова, М.П. Сухомлиновой, И.М. Шевченко.
 Наибольший научный вклад в отечественную теорию международной подсудности внес А.А. Мамаев. В его монографии «Международная судебная юрисдикция по трансграничным гражданским делам» (2008) подробно исследован опыт зарубежного законодательства в области регулирования международной подсудности, эволюция отечественного права по данному вопросу, а также дан сравнительный анализ ГПК РФ и АПК РФ по вопросам компетенции судов в сфере трансграничных споров.
Тем не менее, в силу недостаточного внимания ученых – процессуалистов к проблеме международной подсудности, за пределами изучения оставались многие процессуальные аспекты изучаемого явления. В частности, не был исследован вопрос о соотношении международной подсудности с более традиционными для процессуальной доктрины способами разграничения компетенции российских судов – подведомственностью и подсудностью. Практически не рассматривалась проблема влияния международной подсудности на процесс реализации заинтересованными лицами своего права на судебную защиту.
Задачи диссертационного исследования. Настоящее исследование направлено на: выявление основных проблем, возникающих при определении международной подсудности дел арбитражным судам Российской Федерации; разработку теоретических положений, позволяющих разрешить данные проблемы; сформулировать предложения по совершенствованию законодательства.
В проведенном исследовании диссертант пытался разрешить следующие задачи:
1) выявить правовую природу и сущность международной подсудности;
2) определить соотношение категории «международная подсудность» с категориями «подведомственность» и «подсудность»;
3) исследовать основные подходы определения международной подсудности в законодательстве зарубежных стран;
4) проанализировать развитие отечественного законодательства, посвященного вопросам компетенции российских судов в сфере трансграничных споров;
5) найти критерии установления общих, специальных (альтернативных) и исключительных условий, при которых арбитражные суды Российской Федерации признаются компетентными рассматривать то или иное трансграничное дело;
6) выявить специфику унифицированных норм о международной подсудности.
Предметом диссертационного исследования являются нормы отечественного и зарубежного законодательства, регулирующие вопросы международной подсудности; постановления Конституционного Суда РФ, постановления Пленума Высшего Арбитражного Суда РФ; практика арбитражных судов Российской Федерации; положения доктринальных исследований по изучаемой теме.
Методологическая основа исследования. Диссертационное исследование осуществлено на базе научных методов познания. Автором использовались общенаучные методы исследования (в т. ч. диалектический и системно-структурный).
Наряду с ними использовались специальные методы познания правовой действительности: историко-правовой, сравнительно-правовой, формально-юридический и др.
Теоретическую основу исследования составили труды дореволюционных, советских и современных российских, а также некоторых иностранных авторов: Т.Е. Абовой, Д.Д. Аверина, С.А. Алехиной, Л.П. Ануфриевой, М.М. Богусловского, А.Т. Боннера, О.С. Иоффе, В.А. Канашевского, М. Кейн, С.Б. Крылова, М.А. Гурвича, Л.А. Грось, Н.А. Громошиной, Г.К. Дмитриевой, Н.Г. Елисеева, В.М. Жуйкова,  Н.И. Клейна, Л.Ф. Лесницкой, Л.А. Лунца, А.А, Мамаева, Н.И. Марышевой, А. Миллера, А.И. Муранова, Т.Н. Нешатаевой, М.Д. Олегова, Л. Оппенгейма, Ю.К Осипова, Г.Л. Осокиной, В.К. Пучинского, М.К. Треушникова, Д.А. Туманова, Е.Е. Уксусовой, Р. Фрира, Д.А. Фурсова, Дж. Фриденталя, Дж. Чешира, М.С. Шакарян, Х. Шака, Т.М. Яблочкова, В.Ф. Яковлева, В.В. Яркова и других).
Информационной базой исследования также послужили материалы, содержащиеся в справочных правовых системах «Гарант» и «КонсультантПлюс».
Научная новизна диссертационного исследования. Настоящая работа представляет собой опыт первого комплексного исследования, направленного на изучение проблем международной подсудности в арбитражном процессе.
В результате проведенного исследования на защиту выносятся следующие положения:
1. Возникновение института международной подсудности обусловлено процессом внутренней дифференциации судопроизводства, необходимостью закрепления в процессуальном законодательстве особенностей рассмотрения специфической категории дел – споров, осложненных иностранным элементом. В связи с этим правила международной подсудности подлежат применению в качестве норм – изъятий и норм – дополнений к институтам подведомственности и подсудности.
2. Институт международной подсудности не распределяет гражданские дела между различными юрисдикционными органами. Международная подсудность не имеет объективных пределов: расширение полномочий одних субъектов компетенции не влечет за собой соответствующее сужение полномочий других. При установлении компетенции арбитражных судов в сфере трансграничных споров законодатель ориентируется на юрисдикции иностранных органов правосудия. Последние не входят в систему судебных органов Российской Федерации и не подчиняются российскому праву. Тем не менее, ограничение такой компетенции необходимо – ни одно государство не заинтересовано в вынесении решений, которые нигде, включая Россию, не смогут быть исполнены.
3. Международная подсудность является специальной предпосылкой права на судебную защиту. В ст. 247 – 279 АПК РФ речь идет о компетенции всей системы арбитражных судов. В случае нарушения названных норм правоприменитель не может воспользоваться институтом возвращения искового заявления. Последний применяется в ситуации, когда иск предъявлен с нарушением правил компетенции конкретного арбитражного суда. В этой связи в распоряжении суда остается другое полномочие, которым он наделен для предупреждения вынесения решения по делу, не отнесенному к его компетенции, – прекращение производства по делу. При этом формулировку п. 1 ч. 1 ст. 150 АПК РФ – «не подлежит рассмотрению в арбитражном суде» – необходимо толковать расширительно. Необходимо иметь в виду, что в ней косвенным путем закреплена не только такая предпосылка права на обращение в суд как подведомственность гражданского дела арбитражным судам, но и международная подсудность.
Специальный же характер данной предпосылки объясняется тем, что ее наличие проверяется арбитражным судом не во всех случаях, а лишь при рассмотрении отдельной категории дел – споров с иностранным элементом.
4. Диссертант критически относится к распространенному в литературе алгоритму установления суда, полномочного рассматривать трансграничное дело (международная подсудность – подведомственность – подсудность). Указанный алгоритм вызван ошибочным пониманием сущности международной подсудности, когда специфика рассматриваемого явления выводится из принципа государственного суверенитета, а компетенция судов по рассмотрению трансграничных гражданских дел отождествляется с юрисдикцией государства в целом.
На самом деле установление подведомственности гражданского дела во всех случаях предшествует разрешению вопроса о его международной подсудности. Данное обстоятельство вызвано особенностями нашей судебной системы, при которой арбитражные суды образуют самостоятельную ветвь судебной власти. Их деятельность регулируется самостоятельным процессуальным кодексом и, как следствие, – «собственными» правилами определения международной подсудности (гл. 32 АПК РФ, а не гл. 44 ГПК РФ).
    Таким образом, международная подсудность, так же как и внутригосударственная подсудность, носит производный по отношению к подведомственности характер.
5. При рассмотрении трансграничных споров встречаются ситуации, когда в деле имеется основание для применения международной подсудности, но отсутствует необходимое основание внутренней территориальной подсудности. В этом случае неясно, в какой именно суд необходимо обратиться лицу, обладающему правом на предъявление иска согласно нормам о международной подсудности. На практике такая проблема возникает, когда ответчиком по делу является иностранное лицо, не имеющее имущества на территории Российской Федерации.
В этой связи диссертант предлагает изменить редакцию ст. 36 АПК РФ, дополнив ее положением, в соответствии с которым иск может быть предъявлен в Арбитражный суд Московской области в случае, когда в деле не может быть применено ни одно из оснований территориальной подсудности.
6. В большинстве случаев обращение к основаниям международной подсудности, закрепленным в гл. 32 АПК РФ, сопряжено с субсидиарным применением норм смежной (родственной) отрасли права. Необходимость в указанном способе преодоления пробелов в праве вызвана следующим. Процессуальное законодательство не раскрывает значение терминов, используемых в конкретных юрисдикционных привязках. Поэтому, например, представительство иностранного юридического лица должно отвечать требованию российского законодательства о его обязательной аккредитации на территории Российской Федерации.
Диссертант не соглашается с точкой зрения, согласно которой при решении вопроса о международной подсудности толкование юридических понятий должно осуществляться в соответствии с требованиями п. 1 ст. 1187 ГК РФ (А.А. Мамаев). В случае с международной подсудностью речь идет не о простой квалификации понятий, необходимой для правильного использования коллизионной привязки, а о полноценном применении норм отечественного законодательства.
7. Исключительная компетенция иностранных судов при решении вопроса о правовых последствиях пророгационного соглашения (ч. 1 ст. 249 АПК РФ), должна учитываться лишь во время производства по делам о признании и исполнении иностранных решений. Это позволяет российским судам при решении вопроса о наличии своей компетенции по рассмотрению трансграничного спора не заниматься анализом иностранного законодательства. Тот факт, что стороны заключили соглашение о передаче дела на рассмотрение российских судов, должен оцениваться как безусловное основание для рассмотрения дела в арбитражном суде Российской Федерации.
 Иной является ситуация, когда решение по делу уже вынесено иностранным судом. Тогда перед российским судом встает вопрос, признавать это решение или нет. В таком случае пророгационное соглашение, которым в качестве компетентных органов стороны избрали российские арбитражные суды, играет иную роль.  Оно не должно быть препятствием для признания и исполнения имеющегося решения, когда последнее вынесено в соответствии с исключительной компетенцией иностранного суда. 
8. Установление основания международной подсудности на основе принципа тесной связи (п. 10 ч. 1 ст. 247 АПК РФ) явилось результатом необоснованного восприятия процессуальным законом одного из самых специфичных принципов международного частного права. То, что изначально предназначалось для коллизионного регулирования лишь отдельных видов общественных отношений с иностранным элементом, приобрело значение отраслевого принципа и практически в неизменном виде было перенесено из сферы международного частного права в область процессуальных отношений.
Поспешное введение принципа Proper Law в институт международной подсудности вошло в противоречие с важнейшими отраслевыми чертами арбитражного процесса, а именно – необходимостью четкого установления границ компетенции российских арбитражных судов. Вопрос о международной подсудности – это вопрос о наличии одной из предпосылок права на предъявление иска. Исходя из этого, неоправданно ставить его в зависимость от такой неопределенной категории, как тесная связь правоотношения с территорией Российской Федерации.
Теоретическая и практическая значимость исследования. Сделанные в ходе исследования выводы и сформулированные на их основе предложения могут быть использованы для совершенствования арбитражного процессуального законодательства и арбитражно-судебной практики. Отдельные положения настоящей работы могут быть учтены при заключении Российской Федерации международных договоров по вопросам компетенции судов в сфере трансграничных споров.
Кроме того, некоторые выводы, содержащиеся в диссертационном исследовании, могут быть использованы органами официального толкования для разъяснения неясных положений законодательства. 
Отдельные сформулированные в диссертации теоретические положения могут быть положены в основу дальнейших исследований проблем международной подсудности.
Структура работы. Диссертация состоит из введения, двух глав, объединяющих восемь параграфов, заключения и списка использованных источников.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во введении обосновывается актуальность темы диссертационного исследования; характеризуется степень ее научной разработанности; определяются предмет и задачи исследования, а также его теоретические и методологические основы; формулируются основные положения, выносимые на защиту; указывается теоретическая и практическая значимость исследования.
Глава первая «Понятие и сущность международной подсудности» состоит из трех параграфов. 
В первом параграфе «Основные подходы в регулировании международной подсудности по законодательству зарубежных стран» дается общая характеристика наиболее распространенных в иностранных государствах способов разграничения компетенции национальных судов в сфере трансграничных споров.
В литературе традиционно выделяют три системы определения международной подсудности: латинскую, германскую и англо-саксонскую. Латинская система (Франция, Италия, Алжир) использует гражданство стороны спора в качестве основного критерия при определении наличия или отсутствия у суда компетенции рассматривать споры с иностранным элементом. Законодательство стран, придерживающихся германской системы определения международной подсудности (ФРГ, Австрия, Япония), не содержит специальных норм, посвященных международной подсудности. Вместо этого установление границ компетенции национальных судов в сфере трансграничных споров происходит за счет распространения на соответствующие отношения правил внутренней территориальной подсудности. Что касается стран общего права, то наличие юрисдикции их судов в данной области зависит от надлежащего совершения процессуального действия – вручения повестки ответчику.
Представленную классификацию можно назвать классической – уже не одно десятилетие ее можно встретить практически в каждой отечественной работе, посвященной тем или иным проблемам международной подсудности. Однако, как и любая другая классификация, она носит условный характер и не способна в полной мере отразить все многообразие классифицируемых объектов. Особенно остро это чувствуется в современный период, когда в силу продолжительной международно-правовой унификации и гармонизации законодательств разных стран отчетливо прослеживаются следующие тенденции в регулировании международной подсудности. Во-первых, все чаще в зарубежном праве компетенции судов по делам с иностранным элементом посвящены специальные нормы, что ведет к четкому разграничению сферы действия правил международной и внутригосударственной подсудности. Во-вторых, широкое распространение получает практика определения международной подсудности на основе не одного, а множества критериев разграничения компетенции национальных судов. При этом происходит сочетание признаков, традиционно используемых несовместимыми системами определения международной подсудности. В-третьих, заметно усиливается роль пророгационных соглашений, т.е. возможности сторон в автономном порядке определения страны, в которой стороны предпочли бы рассмотрение дела.
Второй параграф «История правового регулирования международной подсудности в отечественном законодательстве» содержит краткий обзор основных этапов развития рассматриваемого явления в российском праве.
Впервые в истории отечественного законодательства норма, посвященная компетенции российских судов в области трансграничных споров, была закреплена в Уставе гражданского судопроизводства 1864 г. Статья 224 указанного закона гласила: «дела иностранцев, находящихся в России, как между собою, так и с русскими подданными, подлежат ведомству русских судебных установлений, по общим правилам подсудности».
В связи с тем, что никаких других специальных норм по вопросам компетенции судов в области трансграничных споров закон не содержал, дореволюционные исследователи понимали международную подсудность не как отдельное процессуальное явление, регламентированное самостоятельным институтом процессуального права, а как особый вид традиционной подсудности (Б.Э. Нольде, Т.М. Яблочков). Наличие или отсутствие полномочий суда определялось по германской системе, то есть посредством распространения правил внутренней подсудности. 
Степень регулирования международной подсудности в советский период практически ничем не отличалась от дореволюционного законодательства. Действовавшие в СССР нормативно-правовые акты также не предусматривали каких-либо специальных положений по вопросам компетенции судов в области трансграничных споров.
С принятием АПК РФ 1992 г. впервые возникла проблема подведомственности трансграничных споров. Дело в том, что по общему правилу внешнеэкономические споры продолжали находиться в компетенции судов общей юрисдикции и рассматривались в порядке, предусмотренном ГПК РСФСР 1964 г. Ситуация изменилась с принятием в 1995 г. нового Арбитражного процессуального кодекса. Пункт 6 ст. 22 кодекса кардинальным образом изменил подведомственность споров с участием иностранных лиц – отныне данные споры в полном объеме стали подведомственны арбитражным судам, если иное не было предусмотрено международным договором. Кроме того, данный кодекс являлся первым нормативным актом, в котором четко была разграничена сфера действия международной и «внутригосударственной» подсудности. Это был серьезный шаг на пути окончательного отхода от классической германской системы определения международной подсудности.
Третий параграф «Международная подсудность в современном арбитражном процессуальном праве России» посвящен выявлению правовой сущности института международной подсудности, определению его места в современном арбитражном процессуальном законодательстве. При этом формулирование основных теоретических положений в данном параграфе опирается на изучении соотношения указанного института с конституционным правом каждого на судебную защиту (ст. 46 Конституции РФ).
Диссертант приходит к выводу, что появление в процессуальном законодательстве специальных норм о международной подсудности обусловлено процессом внутренней дифференциации судопроизводства. Их сущность состоит в том, что они либо дополняют, либо исключают применение общих правил осуществления правосудия в арбитражных судах, не относясь при этом к другой, не арбитражной процессуальной отрасли права. В этой связи при рассмотрении трансграничных споров нормы о подведомственности и подсудности по возможности применяются в полном объеме постольку, поскольку они не противоречат правилам международной подсудности.
Рассуждая об отличии «международной подсудности» от родственных категорий «подведомственности» и «подсудности», диссертант отмечает, что международная подсудность не разграничивает компетенцию разных юрисдикционных органов в прямом смысле этого слова. Говорить о том, что с ее помощью происходит распределение гражданских дел между юрисдикциями разных государств, можно с большой долей условности. Дело в том, что компетенции российских судов в сфере трансграничных споров противопоставлена юрисдикция органов, находящихся за пределами российского правопорядка. Поэтому заинтересованные лица лишены доступа к такому же правовому механизму обеспечения правил компетенции, какой имеется у них при нарушении правил «внутригосударственной» компетенции. Единственное, на что в этих случаях может рассчитывать не участвовавшее в деле заинтересованное лицо – добиться отказа в признании и исполнении на территории Российской Федерации решения иностранного суда, вынесенного с нарушением российской юрисдикции. Но это уже самостоятельный порядок защиты права, не связанный напрямую с вопросами установления компетенции российских арбитражных судов.
Кроме того, при определении международной подсудности гражданского дела российскому арбитражному суду, последнему противостоят юрисдикции всех остальных государств, а не только тех, с которыми соприкасается спорное материальное правоотношение. В связи с тем, что рассмотрение судом дела на территории своей страны подчинено принципу суверенитета государства, в пределах указанной территории законодатель абсолютно свободен в установлении границ компетенции национальных судов.
В этой связи диссертант приходит к выводу, что национальный суд при решении вопроса о наличии или отсутствии своей компетенции по рассмотрению дела не должен обращать внимание на иностранную юрисдикцию и задумываться о возможном применении иностранных процессуальных норм. Такой подход имеет и практическое значение. Дело в том, что при обязательности учета иностранной юрисдикции суд вынужден был бы каждый раз вникать во все тонкости зарубежного процессуального законодательства, прежде чем дать ответ на простой, по своей сути, вопрос, – обладает ли обратившееся к нему лицо правом на судебную защиту. Таким образом, гарантированное ст. 46 Конституции РФ право было бы поставлено в зависимость от иностранного законодательства.
Международная подсудность не получает характера «межгосударственного» способа распределения гражданских дел и в случае регулирования ее с помощью международного договора. В данной ситуации будет иметь место международно-правовая унификация гражданского процессуального законодательства, в результате которой в распоряжении российских и иностранных судов оказываются одинаковые основания международной подсудности. Иск же всегда предъявляется в суд конкретной страны, а значит, вопрос о наличии или отсутствии компетенции судов в сфере трансграничных споров решается с точки зрения процессуального законодательства отдельно взятого государства.
Диссертант предлагает использовать следующий алгоритм установления суда, компетентного рассматривать конкретный спор, возникающий из трансграничных правоотношений. В первую очередь суд должен определить, к компетенции какой из ветвей судебной власти отнесено гражданское дело. От этого зависит вопрос о том, нормы какого из двух процессуальных кодексов необходимо применять при дальнейшем определении компетенции арбитражных судов. Регулирование международной подсудности в АПК и ГПК, хоть и не существенно, но все же отличается друг от друга.  Установив, что дело ему подведомственно, арбитражный суд приступает к применению положений ст. 247 – 249 АПК РФ. И только после определения международной подсудности спора должен решаться вопрос об отнесении его к компетенции конкретного арбитражного суда Российской Федерации (родовая и территориальная подсудность).
Вторая глава «Правовое регулирование международной подсудности в арбитражном процессе» состоит из пяти параграфов.
В первом параграфе «Общая и альтернативная международная подсудность» анализируются основания международной подсудности, закрепленные в ст. 247 АПК РФ.
По мнению диссертанта, отсутствие в п. 1 ч. 1 ст. 247 АПК РФ требования об обязательной связи находящегося на территории Российской Федерации имущества с предметом спора – существенный недостаток указанного основания международной подсудности. Более строгие требования к имуществу ответчика в рассматриваемом положении позволили бы избежать многочисленных проблем, связанных с чрезмерно широкими полномочиями российских судов. В связи с уточнением российского законодательства к числу разрешенных трудностей правоприменения можно было бы отнести так называемую ситуацию «забытого в гостинице зонтика». Истец в этом случае лишился бы соблазна предъявлять иск по спору, не имеющему достаточной связи с российским правопорядком.
С учетом изложенного п. 1 ч. 1 ст. 247 АПК РФ предлагается изложить в следующей редакции: «Ответчик находится или проживает на территории Российской Федерации либо на территории Российской Федерации находится спорное имущество».
Из буквального толкования п. 3 ч. 1 ст. 247 АПК РФ следует, что «исполнение должно иметь или имело место на территории Российской Федерации». Иными словами, речь идет о фактическом исполнении обязательства, которое либо уже осуществлено, либо будет осуществлено в будущем. Установление места такого исполнения потребует от суда точного установления страны, на территории которой произведено или должно быть произведено исполнение договора. А поскольку спорное правоотношение осложнено «иностранным элементом», решение данного вопроса поставлено в зависимость от коллизионного вопроса.
Таким образом, особенность рассматриваемой юрисдикционной привязки заключается в том, что перед ее применением суду необходимо разрешить вопрос – праву какого государства подчинено спорное обязательственное правоотношение. Только после этого правоприменитель может приступать к выяснению того, исполнен ли договор на территории Российской Федерации или же такое исполнение должно произойти в будущем.  
В отечественном законодательстве отсутствует легальное определение понятия «место исполнения договора». Содержащееся в ст. 316 ГК РФ правило установлено в отношении всех обязательств, а не только договорных. Проблема заключается в том, что в большинстве гражданских договоров сторона может выступать как в качестве кредитора, так и должника. Ведь сами по себе понятия кредитора или должника в конкретных нормах привязаны к отдельным правам или обязанностям сторон. Закон не знает такого понятия, как кредитор или должник «всего обязательства». В этой связи вполне возможна ситуация, при которой договор был исполнен или подлежал исполнению как на территории Российской Федерации, так и за рубежом.
Указанная проблема явилась причиной существенных расхождений в правоприменительной практике. В одних случаях суды решают вопрос, исходя из места исполнения одной из обязанностей спорного правоотношения, а в других – места исполнения договора в целом. Причем в последнем случае такое место устанавливается весьма сомнительным образом. По мнению диссертанта, более предпочтительным было бы признавать компетенцию российского арбитражного суда в отношении трансграничного спора в случае, если на территории Российской Федерации находится место исполнения того обязательства, нарушение которого явилось основанием для предъявления иска.
В целях устранения сложившихся расхождений в практике применения указанной нормы, пункт 3 ч. 1 ст. 247 АПК РФ диссертант предлагает изложить в следующей редакции:
 «спор возник из обязательства, по которому полное или частичное исполнение должно иметь место или имело место на территории Российской Федерации».
 В данном случае использование термина «обязательство» вместо «договора» учитывает ситуацию, при которой обе стороны правоотношения являются кредиторами и должниками, а исполнение, соответственно, возможно на территории нескольких государств.
Во втором параграфе «Пророгационное соглашение в арбитражном процессе» исследуется вопрос о возможности сторон трансграничного правоотношения в автономном порядке определить суд страны, в которой они предпочли бы рассмотрение своего спора.
На основе анализа ч. 1 ст. 249 АПК РФ диссертант приходит к выводу о том, что предусмотренное в ней соглашение об определении компетенции арбитражных судов Российской Федерации по трансграничным делам, имеет несколько иной характер, нежели тот, который в юридической литературе традиционно приписывается пророгационным соглашениям. Согласно буквальному толкованию анализируемой нормы сторонам предоставлено право не изменять существующее разграничение юрисдикции судебных органов разных государств, а лишь наделять исключительной компетенцией российские арбитражные суды. Соглашение в данном случае обращено исключительно к национальным судам Российской Федерации и не претендует на изменение иностранной юрисдикции. Это и логично, ведь институт международной подсудности призван определять границы компетенции только национальных судов, оставляя регулирование юрисдикции зарубежных судов соответствующим   иностранным правопорядкам.
Кроме того, в случае предъявления иска в иностранном суде, наличие соглашения о рассмотрении дела в российских судах не может гарантировать отказ иностранного суда от рассмотрения дела. Возможна ситуация, при которой соглашение о международной подсудности не будет отвечать всем требованиям, предъявляемым иностранным законодательством к форме и порядку заключения пророгационных соглашений. Не исключено также, что иностранным правом конкретной страны вообще не предусмотрено право сторон на автономном уровне определять место рассмотрения трансграничного спора. В таких условиях говорить о каких-либо гарантиях отказа от разрешения спора судом одного государства в пользу другого можно только при наличии между этими государствами международного договора. Но и в этом случае пророгационное соглашение не приобретает признак транснационального действия. Международный договор здесь будет играть лишь роль средства установления единообразного регулирования вопросов, касающихся порядка заключения, исполнения и процессуальных последствий пророгационных соглашений.
По смыслу ст. 249 АПК РФ соглашение о международной подсудности не преследует цели изъятия спора из компетенции судов какого-либо государства, в том числе – компетенции российских судов. Заключая пророгационное соглашение, стороны имеют только одно намерение: подчинить возникший или могущий возникнуть между ними спор юрисдикции арбитражных судов Российской Федерации. По этой причине соглашение о передаче спора иностранной юрисдикции для российских арбитражных судов не имеет никаких правовых последствий. Иными словами, соглашение о международной подсудности  согласно положению
ч. 1 ст. 249 АПК РФ не обладает так называемым дерогационным эффектом.
Диссертант не соглашается с точкой зрения, согласно которой пророгационное и арбитражное соглашение имеют одинаковый дерогационный эффект (Р.М. Ходыкин). Соглашение сторон о передаче спора на рассмотрение международного коммерческого арбитража представляет собой лишь способ альтернативного разрешения спора. Обращение же в российский государственный суд в нарушение такого соглашения есть не что иное, как несоблюдение порядка реализации права на предъявление иска, а не самого этого права. Это означает, что арбитражное соглашение не способно ограничить право сторон на судебную защиту, поскольку имеет дело с альтернативным способом разрешения гражданского дела. Пророгационное же соглашение, напротив, имеет своим предметом компетенцию именно государственных судов, а значит, может быть использовано в качестве инструмента изъятия спора из юрисдикции того или иного государства.
В то же время наделение сторон свободой в автономном порядке ограничивать свое право на судебную защиту в российских судах целесообразно только при наличии гарантии, что иск, предъявленный в избранной ими иностранной юрисдикции, будет обязательно там рассмотрен. Такую гарантию может предоставить только полностью унифицированное по данному вопросу международное процессуальное законодательство. Внутренние же акты государства должны быть рассчитаны лишь на тот случай, когда соответствующий международный договор между государствами отсутствует.
В этой связи в работе отмечается, что внутренние нормы государства должны быть сформулированы таким образом, чтобы максимально обеспечить баланс публичных и частных интересов в указанной области.  По мнению диссертанта, главный публичный интерес в данном случае заключается в стремлении предотвратить ситуацию, при которой суды обоих государств, ссылаясь на свое национальное законодательство, откажутся от рассмотрения трансграничного дела. С учетом изложенного делается вывод, что наделение соглашений о международной подсудности только пророгационным, но не дерогационным эффектом – безусловное достоинство АПК РФ.
Третий параграф «Определение международной подсудности на основе принципа «тесной связи» посвящен обоснованию следующего. Поспешное введение принципа Proper Law в институт международной подсудности вошло в противоречие с важнейшими отраслевыми чертами арбитражного процесса, а именно – с необходимостью четкого установления границ компетенции российских арбитражных судов.
На основе сравнительного анализа принципа «тесной связи» как коллизионной привязки и как основания международной подсудности, диссертант приходит к следующим выводам. Во-первых, данный принцип сформулирован в п. 10 ч. 1 ст. 247 АПК РФ в отношении не только договорных, но всех видов гражданских правоотношений, осложненных иностранным элементом. Во-вторых, ст. 247 АПК РФ не конкретизирует, что следует понимать под наличием тесной связи спорного правоотношения с территорией Российской Федерации. Так называемые «презумпции тесной связи» здесь не предусмотрены. Таким образом, указанная юрисдикционная привязка сравнима именно с принципом наиболее тесной связи, содержащимся в ст. 1186 ГК РФ и выполняющим, по мнению М.М. Богуславского, роль резервной коллизионной привязки.
Диссертант отмечает, что основание международной подсудности по своей правовой природе не может выполнять резервную функцию и не подлежит применению в качестве субсидиарной нормы, поскольку действует в качестве самостоятельного условия признания за российскими судами компетенции рассматривать спор с участием иностранного лица. Следовательно, любая неопределенность в ее толковании не может быть оправдана субсидиарным характером применения, как это имеет место в случае с генеральной коллизионной привязкой.
В условиях отсутствия каких-либо критериев определения принципа «тесной связи» применение данной коллизионной привязки требует от правоприменителя установления всех обстоятельств дела (М.М. Богуславский). Очевидно, то же самое характерно и при применении соответствующего основания международной подсудности. В то же время круг обстоятельств, имеющих значение для разрешения дела (предмет доказывания), определяется на основе гипотезы норм материального права. С учетом специфики трансграничных правоотношений правильное разрешение дела требует от суда обязательного обращения к вопросам коллизионного регулирования. Отсюда возникает дилемма. С одной стороны, суд должен дать четкий ответ на вопрос о том, подпадает ли под компетенцию российского арбитражного суда заявленный трансграничный спор. С другой стороны, для того, чтобы установить фактическую сторону правоотношения, ему необходимо выбрать применимое право. По мнению диссертанта, указанное обстоятельство значительно усиливает степень неопределенности рассматриваемого основания международной подсудности.
Анализ судебных актов показал, что отсутствие критериев установления «тесной связи» в законе, а также в актах официального толкования права, позволило арбитражным судам в одних случаях произвольно расширять границы своей компетенции, а в других – сужать.
С учетом вышесказанного в работе делается вывод, что в целях более эффективного выполнения задач правосудия и устранения любых предпосылок для двусмысленного толкования процессуальных норм, законодателю необходимо исключить из оснований международной подсудности правило, предусмотренное в п. 10 ч. 1 ст. 247 АПК РФ.
В четвертом параграфе «Исключительная международная подсудность» рассмотрены обстоятельства, при которых только российские арбитражные суды полномочны рассматривать соответствующие трансграничные споры. 
По своему смыслу п. 1 ч. 1 ст. 248 АПК РФ может охватывать ситуации, когда за судебной защитой обращается непосредственно российское публично-правовое образование либо когда гражданское дело возбуждается с согласия соответствующего компетентного органа Российской Федерации. Отсюда следует, что отнесение споров в отношении государственного имущества к исключительной компетенции российских судов обусловлено не только проявлением судебного иммунитета, но и желанием законодателя предоставить государственной собственности особый режим судебной защиты. Столь чрезмерная опека над государственным имуществом, по мнению диссертанта, не вполне обоснована. При этом необходимо учесть, что исходя из буквального толкования рассматриваемой нормы, не имеет значения, на территории какой страны находится спорное государственное имущество. В связи с этим высказывается предложение изменить редакцию указанного положения таким образом, чтобы оно распространялось только на споры в отношении имущества, находящегося на территории Российской Федерации.
Автор полагает, что в соответствии с п. 2 ч. 1 ст. 248 АПК РФ относимость спора к исключительной международной подсудности зависит от того, связан ли юридический объект заявленного в суд требования с недвижимым имуществом как материальным объектом правоотношения. Иными словами, действия обязанного лица, совершения которых добивается истец, должны быть непосредственным образом направлены на недвижимое имущество с тем, чтобы международная подсудность по данному спору носила исключительный характер. В противном случае, простое наличие в едином обязательственном правоотношении недвижимого имущества в качестве одного из нескольких материальных объектов не является препятствием для правомерного обращения истца в иностранный орган правосудия.
Пятый параграф «Регулирование компетенции российских арбитражных судов по рассмотрению дел с участием иностранных лиц в международных договорах» посвящен особенностям регулирования международной подсудности с помощью международных договоров.
Диссертант соглашается с точкой зрения Н.И. Марышевой, по мнению которой принцип «lex specialis derogat legi general» не может быть использован в отношении правил международного договора. Ведь последние исключают действие не только специальных, но и общих норм внутригосударственного права. Кроме того, было бы нецелесообразным каждый раз в международном договоре указывать на неприменимость соответствующих специальных норм национального права. По этой причине основания международной подсудности, содержащиеся в процессуальном кодексе, подлежат применению только в том случае, когда между Российской Федерацией и страной, с которой связан рассматриваемый спор, отсутствует соответствующий международный договор.
При наличии международного договора арбитражные суды должны осуществлять толкование содержащихся в нем норм о международной подсудности в соответствии с разд. 2 ч. 3 Венской конвенции о праве международных договоров (заключена в Вене 23 мая 1969 г.)[1]. Согласно п. 1 ст. 31 данной конвенции международный договор должен толковаться добросовестно в соответствии с обычным значением, которое следует придавать терминам договора в их контексте, а также в свете объекта и целей договора.
На основании изложенного диссертант приходит к следующему выводу. Особенность унифицированных правил компетенции в сфере гражданского судопроизводства заключается в том, что установление содержания используемых в них критериев (по месту жительства или месту инкорпорации ответчика, по месту исполнения обязательства, по месту причинения вреда и др.) не должно сопровождаться субсидиарным применением норм смежных (родственных) отраслей национального права.
В Заключении содержатся итоговые выводы диссертационного исследования.

По теме диссертационного исследования опубликованы
следующие работы:

1. Статьи, опубликованные в рецензируемых изданиях, рекомендованных ВАК:

1. Осипов А.О. Место исполнения обязательства как основание международной подсудности // Арбитражный и гражданский процесс. 2012. № 6. С. 18 - 22. – 0.5 п.л.
2. Осипов А.О. Категория «тесной связи» в арбитражном процессе // Арбитражный и гражданский процесс. 2012. № 11. С. 6 – 9 (начало) – 0.4. п.л.
3. Осипов А.О. Категория «тесной связи» в арбитражном процессе // Арбитражный и гражданский процесс. 2012. № 12. С. 2 – 5 (окончание) – 0.5 п.л.

1. Статьи, опубликованные в прочих изданиях.

1. Осипов А.О. Соглашение о международной подсудности в арбитражном процессе // Совершенствование судебной и несудебной форм защиты прав и законных интересов граждан и юридических лиц. Материалы международной научно-практической конференции. Москва. 29 ноября 2012 г. – М.: Издательский центр Университета имени О.Е. Кутафина (МГЮА), 2013. С. 156 – 166. – 0.5. п.л